10 самых влиятельных стилистов

"Стилист – это сурдопереводчик фотографа", – сказала как-то редактор итальянского Vogue Анна Пьяджи, намекая на то, кто из двоих ответственных за красивую картинку все-таки значительнее и существеннее. Вот десятка тех, кто справляется со своим делом лучше всего:

Полли Меллен справедливо считается первым профессиональным стилистом и, пожалуй, пока самым важным – ей довелось работать с Хельмутом Ньютоном и Ричардом Аведоном, и вряд ли без Меллен их снимки были бы настолько будоражащими и сводящими с ума. Она была редактором моды в американских Harper's Bazaar и Vogue, в сумме проработав стилистом более 60 лет; но началось все с провинциального журнальчика Mademoiselle, где она ассистировала редакции. Потом школьная подруга представила Меллен Диане Вриланд, которая тогда была редактором моды американского Harper's Bazaar ("Я была невероятно обескуражена приветливостью Миссис Вриланд"). Та и познакомила Меллен с Ньютоном и Аведоном. В 50-е годы никому и не приходило в голову упоминать стилиста в журнальных съемках – хотя и холодную аскетично-футуристичную манеру Аведона, и аггрессивную чувственность Ньютона придумала и отшлифовала Меллен. "Мне нравится быть на шаг впереди. Слишком много стилистов работают, нагибаясь и угождая, чтобы быть понятыми правильно. Но так теряются магия и очарование. Если не бросать вызов, то результат любых усилий будет посредственным и всем безразличным. Я всегда бросала вызов", – говорит Меллен. Нешуточное раздражение и заметный резонанс спровоцировала главная – и для неё, и для Ньютона – их совместная работа "The story of Ohhh..." – фото-оммаж сексуальности и доминанте феминности.

Любимым снимком Меллен был тот, где модель со сверлящим взглядом сидит с неприлично расставленными ногами: "Мы с Хельмутом долго обсуждали этот кадр. По мне, так в этом снимке и обжигающий жар, и бешеная страсть, и бесстыдное домогательство. Будь платье не таким простым, даже примитивным, этого бы не добиться. А маленькие детали делают образ менее вульгарным. Люди надоедали мне, пытаясь выяснить, до или после сделана эта фотография. Я думаю, что за секунду до". В конце 80-х Меллен устроила тогда никому не известной Анне Винтур встречу с главным редактором американского Vogue Грейс Мирабеллой – и спустя месяц редакционная рокировка случилась ("Анна, какую должность Вы хотите занять?" – "Вашу"!); к слову, Полли Меллен также запомнили с одной-единственной прической – коротким бобом. Под руководством Винтур работы у Меллен с каждым годом становилось меньше и меньше, да и ей самой казалось, что "журналы делаются скучнее некуда. Не могу понять, кому интересны каталоги дорогой одежды". Тогда Меллен кинулась поддерживать начинающих дизайнеров – так, её с благодарностью вспоминают Исаак Мизрахи ("Она всегда была воодушевленна – даже тогда, когда другие были изнурены и обессилены") и Хельмут Ланг ("Она способна приспосабливаться к будущему – удивительно! Вот почему она управляла стилем на протяжении стольких лет"). Меллен скоро 80, и ей, по её же словам, "Всё равно – легендарная я или нет. Меня просто что-то интересовало, а что-то – нет. Я презираю ностальгию. И я слежу за тем, что происходит сегодня. Николя Гескьер, кстати, большой молодец!"

Стилиста плодотворнее Кэти Гранд вспомнить трудно – никто не работает с большим размахом: за неполные 40 лет у Гранд получилось приложить руку к основанию аж трёх журналов – Dazed&Confused, POP и, наконец, LOVE. Одновременно она успевала стилизовать показы и рекламные кампании Prada, Miu Miu, Bottega Veneta, Louis Vuitton, Proenza Schouler и Luella – и это не считая съемок для американского Harper's Bazaar, Interview, Arena Homme+, The Face и русского Vogue. Неудивительно – Гранд стремится наверстать то, что упустила из-за юношеской алкогольной зависимости, поэтому позволяет себе всего три выходных дня в год. Собственную неутомимость и рвение она объясняет так: "Меня страшно тяготят наставления и упрёки. Мне сразу становится невыносимо душно. Никто не вправе указывать мне, что делать, хотя и всегда можно побороться за то, во что веришь. Но если я хочу сделать что-нибудь, то просто беру и делаю". То, что Гранд никого не слушает, заметно по её съемкам – неряшливым, непричёсанным, будто кое-как наспех склеенным в лондонской подворотне; Гранд, кстати, ни разу не красилась, куда угодно ходит растрёпанной и даже не пытается ни выпрямить собственные зубы, ни исправить бирмингемский акцент. Зато ей кажется, что она обладает "чутьем того, что может понравиться другим людям. И я помешана на обуви и сумках – хочу, чтобы сумка была в каждом кадре".

Стилизовать Гранд начала случайно – отец купил ей несколько номеров Vogue, чтобы она не скучала, валяясь в кровати с серьезной простудой. "Тогда мне захотелось быть такой же классной". Чтобы разузнать, как стать редактором моды, Гранд написала письмо в британский Vogue, где ей посоветовали поступить в St.Martins. Гранд так и сделала, но проучилась всего-навсего год: во-первых, ни один из предметов ей не давался, а во-вторых, на одной из попоек она познакомилась с Ранкиным и Джефферсоном Хэком, с которыми решила делать журнал Dazed&Confused. Первые номера Гранд пришлось элементарно скреплять вручную, через полгода она занялась эдиториалами, а затем "всё закрутилось, как на карусели – съёмка сменялась показом, за показом следовала ещё одна съёмка, и так бесконечно. Я и передохнуть не успевала". Фантастическую востребованность она принимает за должное – "Я действительно глубоко понимаю моду, хорошо разбираюсь в её истории, могу справедливо оценить удивительные изменения, которые происходят с одеждой. А очень многие стилисты не знают очень многого... Об очень многом. Я изучала дизайн в колледже, я много лет читаю журналы, я много лет покупаю одежду... И я предполагаю, что правильнее образования для стилиста быть не может. Но оно, чёрт возьми, есть далеко не у каждого! И я уверена, что далеко не каждый стилист сможет хоть когда-нибудь понять то, что понимаю я".

Карин Ройтфельд любит подчеркнуть, что французский Vogue, которым она руководит, отличается от американского "дерзкой сексуальностью и страстью". Она знает, о чём говорит – прежде чем возглавить журнал, она стилизовала для американского Vogue: "Мне куда веселее делать свой собственный журнал, где на обложке запросто может появиться сигарета или приспущенные колготки. Если бы мне не позволялось вытворять что угодно, мне было бы очень не по себе". Еще раньше, в середине 90-х, Ройтфельд работала над показами и рекламными кампаниями Gucci. Тогда, под директорствованием Тома Форда, бренд был синонимичен сексу – коллекции чувственнее некуда (кстати, как позже признавался дизайнер, некоторые модели повторяли собственную одежду Ройтфельд) и рекламные снимки, на которых модели изо всех сил изображали готовность наброситься друг на друга.

Натренировавшись складывать моделей в призывные позы, сегодня Ройтфельд действует в журнале подобным образом: ни одна стилизуемая ею съемка не обходится без расставленных ног, голой груди или торчащего нижнего белья. "В моде есть профессионалы и получше меня. Я не знаток в конструировании одежды, я нисколько не разбираюсь в истории дизайна. Если по-честному, то об одежде я думаю в последнюю очередь – первым делом меня волнует то, что на уме у героини съемки. Возбудить желание, хотя бы секундочку побыть этой самой героиней – важнее этого для меня нет ничего. Поэтому я люблю маленькие неожиданности – небрежно закатанный рукав или расстегнутая верхняя пуговица". Ненасытную до кокетства Ройтфельд Во французском Vogue уравновешивает директор моды Эммануэль Альт, которая, помимо работы над эдиториалами, ещё и консультирует Balmain. Подиумные образы этого бренда – метафора манеры Альт стилизовать. В её съемках комплекты всегда выглядят громоздкими, хотя на деле составлены из небольшого количества единиц – но зато неизменно броских, с обильным декором и навязчивым принтом; к дорогому Альт подбирает ещё более дорогое, а, что называется, очень коммерческие позиции – одежду и аксессуары, которые очевидно купит каждый второй – у неё наслоены одна на другую. "Моя задача – научить правильно сочетать вещи между собой. Я хочу предостеречь других от возможных ошибок".

Съёмки Альт и вправду походят на инструкции в картинках – чтобы отправиться куда-нибудь в любом из придуманных ею образов особенной смелости не требуется. "Мы с Карин отлично дополняем друг друга. В каждой из нас есть то, чего не хватает другой. И если я волнуюсь о том, чтобы одеть, Карин заботится о том, чтобы раздеть".

Грейс Коддингтон – уже больше 20 лет как креативный директор американского Vogue – считает, что "нет ничего хуже снимков, на которых невозможно как следует рассмотреть одежду. Это не ошибка, это грех!". Поэтому она сторонится любых нагромождений, избегает многослойностей и не увлекается сложными комплектами. Коддингтон стилизует очень аккуратно, будто боясь ошибиться: украшений и аксессуаров в ее съемках, как правило, очень немного, красный жакет рифмуется с красной же юбкой, а к сверкающему атласному платью она подбирает блестящие лаковые туфли. Из-за этого эдиториалы Коддингтон по-своему аскетичны – впрочем, это может объясняться тем, что до работы в Vogue она консультировала Calvin Klein, стилизуя показы и рекламные кампании бренда. Еще раньше, в юности, Коддингтон выиграла организованный Vogue конкурс моделей, но даже и мечтать не могла о работе в журнале: "я не могла дождаться, когда его привезут в магазинчик рядом с моим домом". Анна Винтур называет Коддингтон "самым крупным бриллиантом в нашей командной короне", и признается, что "ни у кого, кроме нее, нет настолько же тонкого понимания того, что будет завтра и послезавтра. Даже у дизайнеров. Даже у меня".

Присоединившись к Винтур в конце 80-х, Коддингтон не стала держаться приемов, полученных в британском Vogue, где она работала раньше. Она принялась играть по правилам, до которых тогда не додумался ни один журнал. К примеру, решилась букировать на съемки детей и животных; кстати, собственной аддикции к кошкам Коддингтон посвятила не одну съемку и целый альбом иллюстраций. Начав работать с Анн Лейбовиц, она стала приглашать «селебов» – и эти эпические эдиториалы позволили американскому Vogue задрать нос и быть на голову выше остальных журналов. Нередко Коддингтон выбирала похожих на себя моделей, стилизуя почти идентично собственной манере одеваться – и тогда на её фавориток Лили Коул и Карен Элсон обращали внимание другие игроки индустрии. "Я люблю бледнокожих. Меня отторгает классическая красота. По правде говоря, сексуальные лица мне тоже не нравятся". Другое правило Коддингтон – не размениваться на чепуху. "Конечно, выбор одежды для съемок – непременная часть работы стилиста, но есть кое-что куда более важное. Нужно оттенить то, что внутри, и заставить глаза модели гореть. А уж с помощью какого пальто – дело второстепенное". Поэтому, надо думать, каждый из работавших с ней фотографов нахваливает Коддингтон: Марио Тестино отмечает в ней "абсолютное понимание целостности снимка", а Крейг МакДин говорит, что "её волнует ничего, что было сделано раньше – моду она рассматривает только сквозь призму сегодняшнего дня". Саму же Коддингтон эти приятные слова не слишком заботят – "Меня сможет удовлетворить только безупречная съёмка. И я всегда всеми силами пытаюсь сделать её именно такой. Но, увы, ещё ни разу мне это не удавалось".

C 80-х годов Люсинда Чамберз руководит модой в британском Vogue, контролируя и эдиториалы, и раскладки; они удаются ей лучше всего, и всегда получаются искрящимися и переливающимися – Чамберз чувствует мощь аксессуаров, и на одной странице сталкивает броские, самобытные украшения с вещами-хайлайтами. "Мне просто-напросто нравится украшать – как новогоднюю ёлку, так и моделей".

Она увлеклась вычурной массивной бижутерией раньше остальных, заставляя вращаться целые съёмки вокруг громоздких колец и многоярусных браслетов. "Обычно я начинаю строить образ с чего-нибудь случайного: с ленты в ожерелье, или с пуговиц на платье. Я просто влюбляюсь, к примеру, в подошву туфель, а потом знакомлю с ней одежду". Главный редактор британского Vogue Александра Шульман не нарадуется на неё: "Любой – даже подиумный – комплект она преподносит с колоссальным размахом. Ей удаётся составлять из вещей настоящий мир сказок. И она великолепно, невероятно гармонично играет с цветом". Марио Тестино, с которым Чамберз работает вот уже 25 лет, подтверждает: "Она обожает неожиданные сюрпризы. Ей удается делать так, чтобы вещи, которые и рядом-то и не повесишь, не спорили друг с другом". Любимыми кадрами Чамберз называет "те, на которые можно взглянуть полгода спустя и недоуменно воскликнуть: "Мы что, правда это носили?". Однако в её манере стилизовать совсем нет ничего базарного или кричащего – напротив, она признается, что "простота – всему голова"; правда, "такая простота бывает только в горячечных фантазиях", – говорит о ней Консуэло Костильоне, креативный директор Marni. Чамберз консультирует бренд последний десяток лет – но маминым друзьям до сих почему-то привирает, что работает в парикмахерской.

Карл Темплер стилизует для французского и итальянского Vogue, W Magazine, Interview (где недолго был креативным директором) и Arena Homme+, и его съёмки отличаются драматичным надломом и маскулинностью – даже если он работает с женской одеждой, на снимках очевидно читаются агрессивность и будто готовность к борьбе.

"Даже мельчайшие детали образа должны быть такими, чтобы по ним можно было распознать характер, спрятанный внутри стержень. Я заинтересован в реалистичном изображении того, что вижу вокруг себя". Поэтому Темплер не увлекается избыточностью. Напротив, он считает, что лучше меньше, да лучше – и всегда выбирает самодостаточные вещи, причем не обязательно хайлайты. Их-то он как раз сторонится – Темплеру важнее контекст, социокультурный пласт, в котором находится тот или иной предмет одежды или обувь. "Я всегда стремлюсь к аутентичности, к тому, чтобы гиперболизировать вещь до масштабов символа. Я немало знаю о поп-культуре и прилично разбираюсь в визуальной истории, да и потом, я вырос на улице – и мне трудно переоценить, что значит та или иная деталь".

Камилла Никкерсон – старший редактор моды W Magazine. До этого она 13 лет отработала в американском Vogue, в перерывах между съемками снимая обложки для итальянского Vogue и стилизуя показы и рекламные кампании Yves Saint Laurent, Michael Kors, Narciso Rodriguez и ещё дюжины брендов попроще. Эдиториалы Камиллы Никкерсон всегда изобилуют аллюзиями и реминисценциями – ей нравится выворачивать наизнанку архетипичные образы, переосмыслять роль исторических персонажей и играть с важными персонажами современной культуры. Вот почему к работе Никкерсон подходит фундаментально – две недели до съёмки она занимается поиском вдохновляющих её изображений, затем компонует из них удовлетворяющий её ассоциативный ряд.

На площадку она приезжает с коробкой из-под обуви, наполненной десятками снимков: "на их примере мне проще объяснить визажисту, стилисту по волосам и фотографу то, какого результата я собираюсь добиться. Как работают другие, я не знаю, да и не хочу знать". Никкерсон всегда старается сделать съёмки максимально проблематичными и злободневными – "я всегда стараюсь прихватить что-то из внешнего мира, а потом попытаться обозначить это посредством одежды. И самое прекрасное в моей работе – когда то, что ты никак не мог себе даже вообразить, внезапно появляется на финальных снимках".

Венетия Скотт начала работать в британском Vogue, но затем переметнулась в итальянский, одновременно стилизуя для i-D, Another Magazine и W Magazine. Ей всегда были симпатичны роуд-стори, располагающие к ленивой небрежности – так, Скотт начала мешать бюджетные бренды с ключевыми подиумными моделями задолго до этого, как эту практику легитимизировали другие журналы. "Мне нравится, когда даже без огромного количества денег возможно достигнуть и скопировать придуманное мной. Ни одну из съемок я не строила вокруг дорогой сумки".

Как никто другой Скотт умеет обращаться с винтажной одеждой – и она больше других ответственна за всеобщее увлечение ей; в эдиториалах Скотт вещи из комиссионок и блошиных рынков всегда являются уточняющим акцентом. Ей раньше остальных вздумалось наряжать моделей в огромные мужские вещи – завязанная узлом на талии клетчатая рубашка до сих пор остаётся одним из её излюбленных приёмов. Другой такой же – бесконечные фантазии на тему девичьей частной школы. Скотт часто по-своему обыгрывает элементы учебной формы: белые носочки, вышитые гербы и плиссированные юбки не раз мелькали в её съемках. "Я не создаю образ, я передаю настроение персонажей. И одежда – только шпаргалка для тех, кому хочется узнать о них побольше. Поэтому из кадра в кадр я перемещаю какую-либо ключевую деталь: потёртую кожаную куртку, заколку для волос или соломенную шляпу". В конце 90-х неряшливая манера Скотт стилизовать приглянулась Марку Джейкобсу, и её сделали креативным консультантом Marc Jacobs и Marc by Marc Jacobs. Теперь она отвечает и за показы, и за рекламные кампании, которые снимает Юрген Теллер; с ним она работает последние 18 лет, и считает, что именно их близость и отличает её эдиториалы от остальных: "Совместная работа множества людей требует взаимного доверия. Но сегодня все делается слишком быстро, и связи внутри команды даже не успевают установиться. И это очень, очень заметно. Все делается наспех и абы как. Я ненавижу это в нынешних фотографиях: все они пустые. В них ничего нет".

Фантастически деятельный Никола Формичетти успел поработать креативным директором Dazed&Confused, затем возглавил отдел моды в японском Vogue Hommes, и, наконец, несколько лет был старшим редактором моды в Another Man – а ведь ему нет и 35 лет; помимо этого, он также стилизовал показы и рекламные кампании для Prada, Costume National, Gareth Pugh и Alexander McQueen. Собрать такое впечатляющее портфолио Формичетти удалось за неполных 11 лет: в конце 90-х он продавал одежду начинающих дизайнеров в одном из лондонских универмагов, и каким-то чудом ему предложили попробовать поассистировать на съемке для Dazed&Confused. "Если бы тогда я не ухватился за этот шанс, то никогда бы не простил себе этого!". Формичетти – наполовину итальянец, наполовину японец; "во мне кипят Запад и Восток! Я – это спагетти суши!". Это очень заметно по его насыщенным, вычурным эдиториалам с гротексными и утрированными, как в комиксах, образами.

"Я ничего не боюсь! Я просто хочу дарить всем радость!" – говорит Формичетти; и правда – комплекты, которые он собирает для съемок, напоминают лихорадочную гавайскую смесь, не говоря уже о сценических костюмах Лэди Гаги, которые через один за гранью добра и зла. Формичетти невероятно доволен сотрудничеством с Гагой: "Она – фэшн-королева! Ей всё по плечу!" (даже 20-килограммовый металлический обруч Nasir Mazhar, в котором она снималась в клипе Bad Romance, надо думать). И, хотя до Гаги он консультировал многих селебов (к примеру, Скарлетт Йоханссон и Кирстен Данст), именно их совместная работа сделала обоих почти нарицательными персонажами. С Гагой Формичетти не стесняет себя ничем – эти трижды экспрессивные цирковые наряды, один другого краше, делают его по-настоящему счастливым: "Америка сошла с ума! Эти фальшивые улыбки повсюду! Но нам всё равно – мы делаём всё так, как захотим! Я обожаю Лэди Гагу!"

Киприот Панос Япанис работал с V Magazine, американским Harper's Bazaar, японским, итальянским и американским Vogue, POP, Arena Homme+, Another Magazine, Interview и Another Man – и в каждой съемке он держался по-декадентски мрачной замогильной манеры рифмовать вещи; какой эдиториал ни возьми – чёрные кожаные куртки, высокие шнурованные ботинки, разодранный пыльный трикотаж, облупленные ногти, крючки, клепки и вороньи перья. Последние несколько сезонов он стилизует показы и рекламные кампании Givenchy, Rick Owens и Gareth Pugh – и эта кладбищенская одежда ему к лицу куда больше, чем любым моделям.

"Он дышит тем, что делает; съёмки для него – субститут всего, абсолютно всего", –говорит о Япанисе его близкий приятель Хельмут Ланг, добавляя: "Ни у одного из стилистов нет настолько же узнаваемого почерка". Если верить Лангу, то почерк этот – рваный, нервический, с кляксами здесь и там. Япанис привязан к глухим цветам, тугим силуэтам и нарочитой потрёпанности – вещи Comme Des Garcons, Rick Owens, Givenchy, Ann Demeulemeester, которые он выбирает для работы чаще остальных, будто несколько дней носило порывистым ветром. Больше о нём толком ничего не известно – Япанис намеренно скрытен. "Оставьте меня в покое. Дайте мне отойти чуть в сторону от громадной денежной машины, перемалывающей всех без разбору".