Регистрация

ФРАНСУА Нарс: “Я ДАЖЕ воСНЕ РАБОТАЮ и УТРОМ ЗАПИСЫВАЮ идеи В БЛОКНОТ”

ВИЗАЖИСТ-ЭСТЕТ ГОТОВИТ КОЛЛЕКЦИЮ МАКИЯЖА ПО МОТИВАМ ФОТОИСТОРИЙ АРТ-ЭКСТРЕМИСТА ГИ БУРДЕНА. ПОЭТОМУ ЧИТАТЬ МОДНЫЕ ЖУРНАЛЫ ЕМУ НЕКОГДА, ДАЖЕ НА ВСТРЕЧУ СОГЛАСИЛСЯ, ТОЛЬКО УЗНАВ ИМЯ «ЖУРНАЛИСТА».

Скромняга-парень, который нервничает перед автограф-сессиями, — известный визажист с 20-летним стажем, главный по макияжу на показах Marc Jacobs и владелец косметической марки Nars. А также один из «могучей кучки» под предводительством фотографа Стивена Майзела, в 1980-х открывшей миру топ-моделей Наоми, Кристи и Линду. Природная стеснительность не помешала Нарсу обсудить с давней подругой Линдой Евангелистой откровенные воспоминания и интимные переживания. Поговорили даже про оргазм.

ЕВАНГЕЛИСТА: Помнишь, как мы познакомились?

НАРС: Такое забудешь! А ты?

ЕВАНГЕЛИСТА: А я нет.

НАРС: Давай освежу твою память: я делал тебе макияж перед показом Кельвина Кляйна. Тут подошел Кельвин, мы заболтались, а ты вдруг так строго: «Я бы попросила вас не отвлекаться».

ЕВАНГЕЛИСТА: О нет! (Смеется.)

НАРС: Назавтра у меня была съемка со Стивеном Майзелом, и я ему говорю: «Вчера с классной девушкой работал, на минуту отвлекся, а она мне: “Ну-ка, сосредоточьтесь”». Оказалось, Стивен уже успел с тобой познакомиться. «Да, — говорит. — Характер у Линды что надо».

ЕВАНГЕЛИСТА: Я, кстати, прекрасно помню свой первый кастинг. Ты, Майзел и парикмахер Орбе Каналес меня обсуждали: «Когда она улыбается, десны видны. И колени островаты». Я распсиховалась страшно. Думала, все, карьере конец.

НАРС: Твои колени нас покорили. И еще кое-что. Однажды мы трепались со Стивеном по телефону, я был в депрессии из-за бойфренда. Тут Стивен говорит: «Скоро будем». И вешает трубку. Вы тогда устроили у меня дома показ в чем мать родила. (Линда хохочет.) Прямо с порога Стивен объявил: «Встречайте, Элос!» (Элос — прозвище Евангелисты, придуманное известным стилистом Карлайн Серф де Дюдзель. — Interview.) Ты вплываешь, распахиваешь шубу — а под ней ничего. Следом входит Терли (Кристи Терлингтон), снимает шубу — тоже голая. За ней Оми (Наоми Кэмпбелл). И все только для того, чтобы привести меня в чувство.

Нарс, Мадонна и Дениз Маркей, Нью-Йорк, 1991. Фото: Стивен Мейзел

ЕВАНГЕЛИСТА: Ни для кого больше я бы на такое не пошла. Ты ведь знаешь, какая я ханжа. (Оба смеются.)

НАРС: Да уж, вечно прикрывалась. Хотя многие модели, особенно сейчас… Ладно, об этом в другой раз.

ЕВАНГЕЛИСТА: Нет уж, говори.

НАРС: Знаешь, говорить о современных моделях как-то непривычно. Вроде полно их, но как-то не ясно, нравится им эта работа или нет. По тебе было видно, что ты фанатеешь от своей профессии.

ЕВАНГЕЛИСТА: Нельзя хорошо делать свое дело, если оно тебе не по душе.

НАРС: Поэтому большинство девушек не могут и года продержаться.

ЕВАНГЕЛИСТА: Разве?

НАРС: Кто, по-твоему, работает дольше двух лет?

ЕВАНГЕЛИСТА: Наталья Водянова.

НАРС: Только в рекламе.

ЕВАНГЕЛИСТА: Или на 20 страницах в Vogue.

НАРС: Хорошо, одна есть. Еще кто?

ЕВАНГЕЛИСТА: Ракель Циммерман. Правда, она берет перерывы.

НАРС: А ты не брала.

ЕВАНГЕЛИСТА: Нам не разрешали.

НАРС: Вот я и спрашиваю: хоть одна современная модель стала иконой?

ЕВАНГЕЛИСТА: Карен Элсон.

НАРС: Она почти наша ровесница.

ЕВАНГЕЛИСТА: Еще эта девушка с бровями, Кара.

НАРС: Кто?

ЕВАНГЕЛИСТА: Кара Дельвинь. Она повсюду — в блогах, в Daily Mail.

НАРС: Да она новичок совсем. В ней есть изюминка, но для статуса иконы бровей мало. В отличие, например, от Верушки нынешним моделям не хватает потенциала, понимаешь?

ЕВАНГЕЛИСТА: Вот еще вспомнила, Кейт Аптон.

НАРС: Впервые слышу.

ЕВАНГЕЛИСТА: Эй, дружочек, ты журналы читаешь вообще?

НАРС: Стараюсь. Прихожу в киоск на Хадсон-стрит, листаю, но процентов 80 кладу обратно. Оставляю только издания об архитектуре и дизайне. Они поинтереснее модных.

ЕВАНГЕЛИСТА: Вот ты зануда. Скажи тогда, как ты подсел на косметику? Мамиными помадами баловался?

НАРС: А какой гомик этого не делал? (Хохочут.) Мазал на себя все, что под руку попадалось.

ЕВАНГЕЛИСТА: Как дела у мамы, кстати?

НАРС: Отлично. И выглядит она сногсшибательно.

ЕВАНГЕЛИСТА: Приглашаешь родителей на свой курорт на Таити?

НАРС: Конечно. Но они редко прилетают — слишком долгое путешествие.

ЕВАНГЕЛИСТА: А сам во Франции у них бываешь?

НАРС: Каждое лето, обожаю ее.

ЕВАНГЕЛИСТА: Зачем тогда ты перебрался в Нью-Йорк? На родине визажисты не требовались?

НАРС: История донельзя банальна: я работал на съемках для американского Vogue, и их фэшн-директор Полли Меллен уговорила меня попытать счастья в Штатах. Я эту женщину боготворил, поэтому дважды повторять не пришлось.

ЕВАНГЕЛИСТА: Полли часто делала съемки с Ричардом Аведоном. Ты тоже?

НАРС: Да. Но хотел бы, чтобы это случилось раньше, в 1960-е, когда появились его знаковые портреты. Хотя какая разница — я же работал с легендой.

ЕВАНГЕЛИСТА: Для меня то же самое было работать с тобой. Я могла сидеть часами, пока ты что-то обводил и закрашивал на моем лице. Ты говорил: «Я не могу просто накрасить губы, фишка в том, чтобы их нарисовать». Поэтому фотографии потом почти не требовали ретуши. А сегодня основная работа происходит после съемок.

НАРС: Сегодня и правда слишком много зависит от ретушера, меня это расстраивает. Не легче ли визажисту научиться пользоваться зеркалом?

ЕВАНГЕЛИСТА: А что, когда ты снимаешь рекламу для своей косметики Nars, ретушь не используешь?

НАРС: Еще как! (Смеется.) Есть в этом что-то от пластической хирургии. И как с пластикой, самое сложное — не переусердствовать.

ЕВАНГЕЛИСТА: Так и вижу: ты стоишь над душой у ретушера, следишь за каждым его движением и даешь ценные указания.

НАРС: Да, я всегда рядом и ни одну мелочь не пропускаю.

 Нарс в своем бутике на улице Мерлоуз, Лос Анджелес, 2012. Фото: Стефани Кинан.

ЕВАНГЕЛИСТА: Тебе не надоело выпускать косметику?

НАРС: Ни в коем случае. Радует, когда прихожу в универмаг — а там обязательно есть женщины, которые наизусть знают все цвета помад начиная с 1994 года и просят вернуть какой-нибудь, снятый с производства 100 лет назад.

ЕВАНГЕЛИСТА: У твоей косметики и правда крутые названия. Помада Petit Monstre, тени Demon Lover, удлиняющая тушь Larger Than Life — только ты мог до такого додуматься.

НАРС: Многие марки взяли на вооружение эту фишку, но я принимаю это как комплимент. Хотя после 20 лет в бизнесе придумывать новые названия тяжело. Я даже во сне над этим работаю и утром записываю идеи в блокнот.

ЕВАНГЕЛИСТА: Очень мне понравилась коллекция, посвященная Уорхолу, которую ты выпустил в прошлом году.

НАРС: Приготовься. Следующая будет посвящена Ги Бурдену.

ЕВАНГЕЛИСТА: Обалдеть!

НАРС: Я знаю все его работы наизусть, поэтому легко выбрал нужные оттенки: в основном пурпурные и медные. К тому же сын Бурдена, Самюэль, предоставил мне доступ к фотоархиву.

ЕВАНГЕЛИСТА: Вы с ним знакомы?

НАРС: Уже лет восемь, вместе снимали одну из рекламных кампаний Nars.

ЕВАНГЕЛИСТА: А работы Энди Уорхола у тебя есть?

НАРС: Была одна.

ЕВАНГЕЛИСТА: Какая?

НАРС: Портрет Мика Джаггера.

ЕВАНГЕЛИСТА: И куда ты его дел?

НАРС: Продал. Сейчас жалею.

ЕВАНГЕЛИСТА: А теперь угадай, какая у меня любимая помада.

НАРС: Honolulu Honey. И, кстати, она до сих пор выпускается, ее никогда не снимут с производства.

ЕВАНГЕЛИСТА: Неужели из-за меня? Я ведь только ею и пользуюсь. (Напевает.) Honey, where’d you get those eyes? (Оба смеются.) А сколько ты заработал на «Оргазме»?

НАРС: Миллионы. На всякий случай поясню для читателей: Orgasm — это оттенок румян такой. (Смеется.)

ЕВАНГЕЛИСТА: Бестселлер, между прочим.

НАРС: Один из. Хотя я не особо слежу за такими вещами. Редко задумываюсь о цифрах и деньгах.

ЕВАНГЕЛИСТА: Уорхола купил не на выручку от «Оргазма», случайно?

НАРС (смеется): Все может быть.

ЕВАНГЕЛИСТА: Это единственные румяна, которыми я пользуюсь. Они подходят абсолютно всем.

НАРС: Да, неплохие. Но я не работал над этим оттенком специально, он случайно получился. Честно говоря, затрудняюсь сказать, как называется этот оттенок. Он не розовый, не персиковый, не коралловый. Клянусь, никогда бы не подумал, что его признают особенным.

ЕВАНГЕЛИСТА: Что, даже интуиция ни разу не подала голос?

НАРС: Нет. Знаешь, все продукты, которые я создаю, мне как дети. Естественно, случаются какие-то предпочтения, но уж точно не в случае с «Оргазмом». Я и название-то придумал исключительно для хохмы.

ЕВАНГЕЛИСТА: А теперь от него тысячи девушек в экстаз приходят.

НАРС: Ага, скажи еще, что и бабушки.

ЕВАНГЕЛИСТА: На днях хотела купить сыну розовую рубашку поло, а он начал ворчать — типа, это девчачий цвет. Но я убедила его, что розовый идет всем. Ты мне это внушил.

НАРС: Лестно слышать.

ЕВАНГЕЛИСТА: Ты вообще мастер цвета. Помню, ты всегда смешивал несколько оттенков пудры или румян или теней, прежде чем нанести.

НАРС: Это мое правило: можно сделать макияж, не используя гору косметики. Чемодан с тремя тысячами наименований — это чересчур, понимаешь? Меня до сих пор удивляет и пугает, когда визажист прикатывает на съемку с вагоном косметики. Баночек и оттенков столько, что иногда кажется — человек живет в этом косметическом фургоне или что-то в этом роде. Самая интересная часть в макияже — это смешать два цвета, чтобы получить третий. Имея под рукой базовые оттенки, можно получить около 40 новых.

ЕВАНГЕЛИСТА: Да, в твоей линейке далеко не миллион оттенков.

НАРС: Стараюсь расширяться. Я уже столько лет в профессии, что иногда опасаюсь, не начал ли я себя цитировать.

ЕВАНГЕЛИСТА: Вокруг каждой твоей коллекции всегда ажиотаж: журналисты и блогеры сходят с ума, покупатели в очереди выстраиваются. Не нервирует такая движуха?

НАРС: Я, конечно, очень стеснительный и на автограф-сессиях меня подтрясывает. Но похвалы всегда приятны.

ЕВАНГЕЛИСТА: У меня столько прекрасных — хоть и расплывчатых — воспоминаний о тех временах, когда мы только начинали вместе работать.

НАРС: Больше скажу: у меня сохранилась куча видеозаписей, которые до сих пор не оцифрованы. Для этого нужен специально обученный человек, которому можно доверять и быть уверенным, что он их не продаст и не выложит в интернет. Сама знаешь, сейчас приходится быть очень осторожным. Потому пленки так и пылятся у меня дома. Но поверь, эти записи — чистое золото.

ЕВАНГЕЛИСТА: Какого, говоришь, они формата?

НАРС: Я тогда снимал на маленькую камеру с крошечными кассетами. Как там они назывались? V8? Нет, это сок такой. (Оба смеются.) Hi8? В любом случае, они лежат в коробке в укромном месте. Стивен до смерти хочет их пересмотреть.

ЕВАНГЕЛИСТА: Кажется, я знаю, к кому можно обратиться, сейчас напишу телефон. А помнишь, как мы однажды купили видеокамеру у спекулянтов?

НАРС: Забудешь такое.

ЕВАНГЕЛИСТА: Дико смешно было. Ты, я и Орбе шли по улице, и тут перед нами откуда ни возьмись парень появляется — предлагает купить видеокамеру за 200 баксов. Как мы обрадовались!

НАРС: Да уж, раздумывали недолго.

ЕВАНГЕЛИСТА: Почему-то у меня было 200 долларов наличными, а у вас ни цента. Но вы начали ныть: «Ну Ли-и-инда, ну давай ку-у-у-упим». Купили. По дороге домой стали спорить, кому камера достанется. Ты ее страшно хотел, но я встала в позу, потому что заплатила свои кровные. Мы чуть не передрались. Пока наконец не догадались открыть коробку — а в ней кирпич. Видеокамеры тогда примерно столько и весили.

НАРС: Да уж, тот парень все рассчитал. И мы хороши, дурачки деревенские.

ЕВАНГЕЛИСТА: А ты еще выступил: «Бедная Элос, лишилась 200 баксов». Почему это только я? Помню, я настаивала, чтобы вы разделили расходы, по тем временам сумма была приличная.

НАРС: Да это и до сих пор немало. Особенно за кирпич.

Интервью: Линда Евангелиста/Linda Evangelista
Фото: Patrick Demarchelier; архив Francois Nars/Interview Magazine, April 2013
Стиль: Karl Templer